Рецепт идеальной мечты - Страница 18

Очень быстро Дима доехал переулками до Белорусского вокзала и сразу понял, что его слабая надежда на "беспробочное" движение не оправдалась. По Тверской машины плелись по направлению от Белорусской к Кремлю со скоростью три километра в час. Дима занял место во втором ряду – вроде бы там машины ехали быстрее, чем в других. Радостные пешеходы без труда обгоняли по тротуару вереницы автомобилей.

Делать нечего. С тем, что ты не можешь изменить, надобно смириться, и Полуянов вытащил из сумки диктофон и принялся наговаривать краткие заметки о Поле Шеви.

"Завтра отдам девчонкам в машбюро распечатать, – подумал он. – Пригодятся мне в Америке".

После Маяковки движение вроде бы пошло повеселее. Крейсерская скорость достигла двадцати километров в час. Дима подумал было, что, пожалуй, поспеет вовремя – однако на выезде к Манежу его "шестерка" снова уткнулась в непроходимую стену из авто. Он медленно проехал мимо гостиницы "Москва", затем мимо "Метрополя". Круглые часики на приборной панели показывали уже двадцать пять минут девятого. Он оказался в ловушке, стиснутый сзади и спереди автомобилями. И, как назло, ни единого места для парковки.

Наконец – Лубянка. Сволочные машины тащились еле-еле. Дима уже бросил свой диктофонный конспект, плелся в правом ряду и только высматривал местечко, чтобы запарковаться. И вот – удача. Со стоянки начал неуверенно выезжать "Рено Меган". Дима резко тормознул, уступая ему дорогу. Сзади возмущенно загудели.

Журналист включил "аварийку" и дважды дружелюбно мигнул "Рено" дальним светом: не бойся, мол, я тебя пропускаю. "Рено", ведомый пугливой блондинкой, вырулил со стоянки. Дима занял освободившееся парковочное место. Выскочил из машины, быстро закрыл ее и побежал по тротуару к метро "Китай-город". Весело обогнал "Меган", теперь парящийся вместо него в пробке, и сделал ручкой водительнице-блондинке. Та насупилась и отвернулась.

* * *

На рандеву с Надеждой Дима опоздал на двадцать минут. Надя стояла на ступеньках библиотеки расстроенная. Дима подбежал, запыхавшись, с размаху пал перед ней, невзирая на сор, на одно колено и продекламировал:

С часами я вечно в разладе –

Прости меня, милая Надя!

Надька не выдержала, улыбнулась. Огляделась по сторонам: не видит ли кто из знакомых. Принялась поднимать его:

– Вставай, дурачок! Грязища!..

Он послушно встал с колена.

– А стихи так себе, – довольно-таки нагло заявила Надежда. – На троечку с плюсом. С размером просто беда.

Дима сделала вид, что поражен ее критикой в самое сердце. Лицо его трагически искривилось.

– Погиб Поэт, невольник чести, – продекламировал он, – пал, оклеветанный молвой…

– Прекрати паясничать, – строго, на правах подруги детства, заявила Надя. – Лучше говори: зачем приехал?

– Ни за чем. Увидеть твои ясные взоры. И синие твои очи.

– Ox, не верю, – покачала головой Надежда, однако опять улыбнулась.

– Правда. Соскучился, – соврал Дима. – Захотел повидаться. Поговорить.

– Ну говори.

– Пойдем лучше посидим куда-нибудь. Здесь есть неплохой клуб. Поболтаем, текилы выпьем.

– Ну пойдем. Веди.

* * *

Они отправились пешочком в клуб "Старая площадь" в Большом Георгиевском переулке. Дима опять соврал.

Он выбрал клуб не оттого, что считал его в самом деле хорошим, а потому, что тот оказался ближе других к припаркованной на Лубянке его машине. "Чего зря по Москве башмаки топтать, – справедливо рассудил Дима. – Выйдем из клубешника – и сразу в авто".

В клубе пока было мало народу – хоть и доносилась снизу, из подвала, разухабистая ретро-песня: "Хей-хей, Распутин – рашен лавер, секс-машин…" Основные посетители съедутся сюда к полуночи: молоденькие девчонки – чтобы сниматься, "быки" в цепурах и топ-менеджеры в галстучках – чтобы снимать.

Дима с Надей туда, где гремела музыка, не пошли.

Уселись на первом этаже, за столик у окна. Надя решительно отказалась от текилы. Дима заказал ей и себе по маленькому бокалу пива. Вдобавок попросил шашлык из осетрины для себя и свиную отбивную – для Нади.

На первом этаже они были одни, но, невзирая на это, официантки передвигались медленно, с чувством собственного достоинства. Дима вытащил сигареты, закурил.

Надя в клубе совсем не тушевалась, хотя одета была по-офисному, а совсем не по-клубному – да и дешево. Дима рассказал пару свежих анекдотов – в редакции они водились в несметном количестве. Надька самозабвенно хохотала.

Дима смотрел на нее и думал: "А она – замечательная девушка. Просто замечательная. Скромненькая, умненькая, однако с характером и принципами. Вот хорошая женушка кому-то будет!.. А почему – кому-то? Почему – не мне?.. Она, по-моему, готова – только свистни. И она, прошу заметить, куда как лучше всех моих подруг-журналисточек – с их ограниченными способностями и неограниченной любовью к себе и самомнением. Почему бы мне не взять – и не жениться на Надьке? Борщи будет варить, носки вязать и верно ждать меня из всех загулов и командировок… Мне ведь уже, слава богу, тридцатник. Пора остепениться". Но как только Дима на одну секунду представил себя женатым – бредущим в магазин за картошкой или, к примеру, выгуливающим коляску, – ему тут же стало так уныло, что он немедленно прекратил думать на эту тему, мысленно отряхнулся и сделал добрый глоток пива.

Пока готовилось горячее, Полуянов пересказал Наде сегодняшний разговор с главным редактором о любительнице русской старины Поле Шеви.

– Ого! – воскликнула Надежда. – Значит, это она, миллионерша, наши рукописи украла?