От упражнений – Надя теперь терзала себя по часу в день – нещадно болели мышцы. Холодный душ – вообще натуральное варварство, особенно когда зима. А от соли – кожу щипало так, что на Надины стоны Родион прибегал, начинал скулить и лицо вылизывать.
Физкультурно-косметические пытки продолжались уже пять дней, и особого прогресса Митрофанова пока не обнаруживала. Похудела она на смешные триста граммов. Зато лицо, удивленное тем, что ему уделяют столько внимания, сразу порозовело и зарумянилось.
– Никак влюбилась ты, Надя, – качала головой начальница по залу – В кого, Дарья Михайловна? – Митрофанова опускала тщательно расчесанные ресницы.
– В Максимыча, не иначе, – подмигивала шефиня. – Или в того журналистика – помнишь, из "Молодежных вестей" приходил?
Вот ведь карга, ничего не забывает!
– Что вы, Дарь-Михалн, на что я ему нужна?
"Только не краснеть! Не краснеть!!!" – приказывала себе Надя.
Но лицо ей не подчинялось, она заливалась краской, а Дарья Михайловна говорила наставнически:
– Забудь ты этого вертопраха! Не про тебя он!
А Надя зло думала: "Давно б забыла! Если б могла…"
Перед своим отъездом в Америку Дима звонил ей два раза. Голос его звучал весело и нахально. Он быстро интересовался: "Как жизнь?" И, выполнив "обязательную программу", нетерпеливо спрашивал: "Ну, какие новости? Идеи, подозрения, мысли?"
– Можно подумать, у тебя идей много, – огрызалась Надя.
– Ничего, в Штаты прилечу – сразу появятся и идеи, и мысли, – браво ответствовал Полуянов. – А подготовительную работу я уже начал.
– Вот и у меня – тоже ведется подготовительная работа, – бурчала Надя и никаких новостей Полуянову не сообщала. Не считать же событием, что Нина Аркадьевна из хранилища хочет зарегистрировать у себя в квартире какого-то Хафиза и заработать на том пятьсот баксов.
А хвастаться тем, что талия у нее похудела на целых полсантиметра, – просто смешно, Полуянову это неинтересно. Вот доведет ее до почти фотомодельных шестидесяти пяти – Димка, может, сам заметит.
"Короче, все, улетаю. Если что, пиши мне на и-мейл", – велел на прощанье Дима. Именно так: не просто пиши, а "если что". Послать его, что ли, за такую самоуверенность-наглость? Хорошо бы. Только Полуянова так просто не пошлешь. Обязательно напоследок услышишь: "Слабачкаты, Митрофанова. Элементарную вещь попросил – и то сделать не смогла". А расписываться в собственной беспомощности Надя ни в коем случае не хотела. И она продолжала травить организм в курилке. Продолжала слушать, как сторож Максимыч клянет росомаху-невестку. Рассматривать скучные фотографии, что девчонки делали на вечеринках. Обсуждать новую моду на джинсы с люрексом. Пить бесчисленные чашки дешевого горького кофе. Жестоко уставать от бесконечной трепотни. И понимать, что, кроме бестолковых сплетен, больше ничего ей выяснить не удается.
Однажды стылым, промозглым вечером (тоже мне конец марта!) Надя, утомленная своими профессорами, а пуще того – говорливыми коллегами, решила дезертировать. Надоели ей эти компании! Буфетной Варьке тоже до Медведкова ехать – а это значит, еще целый час болтовни.
Пока девчонки, хохоча, освежали в туалете помаду, Надя пряталась за раскидистой пальмой. От нечего делать вытащила из земли конфетные фантики и пару нахальных окурков. Как только коллеги шумной стайкой двинули к метро (ее, нахалки, даже искать не стали!), Надя выбралась из своего укрытия. Выбросила пальмовый мусор в урну. Выждала пару минут. И вышла в тишину Старосадского переулка. Девчоночий смех уже замер вдали. Переулок тонул в весенних сумерках. Летали тихие снежинки, дома лоснились фасадами. Прохожих не было – Старосадский кафешками и магазинами не богат, а офисы уже давно позакрывались.
Надя медленно шла по направлению к метро "Китай-город". Тишина вокруг успокаивала и освежала… Надя улыбалась величественным, строгим домам и думала: на что ей потратить оставшиеся в кошельке пятьдесят рублей? "Сникерс" и триста граммов печенья? Приятно, но неразумно. Пачка сока и полкило апельсинов? Разумно, но скучно… Впереди уже близилась пышущая огнями Маросейка, там тек народ, гудели машины. Надя, размягченная темнотой и тишиной переулков, замедлила шаг. "Может, вообще ничего не покупать? Отложить на новую юбку? Так ведь моей полусотенной – едва на одну пуговку хватит. Ну, или, может, на "молнию".
В шум Маросейки идти не хотелось, и Надя повернула налево, в Петроверигекий переулок. Маленький крюк – зато идешь в тишине и покое. Здесь тоже пустынно, только далеко впереди шаркает дедуля с собачкой. Да какая-то тетка обмахивает от снега машину.
Тетка отчего-то показалась ей знакомой.
Надя в изумлении остановилась. Да что ей, мерещится, что ли? Но эти медные волосы не узнать невозможно!
Впрочем, мало ли дурочек в Москве красится в рыжий цвет?
Повинуясь первому порыву, Надя бросилась в подворотню – на всякий случай. Вжалась в холодную стену.
Выставила в переулок кончик носа… Нет, ну до чего же водительша похожа на консультантшу Наталью! На рыжую бестию из каталогов! Правда, фонари горят еле-еле, и видны только пламенные рыжие волосы. И то, что тетка держит щетку на длинной ручке, старательно, по снежиночке, очищая красивую черную машину. На багажнике блестит эмблема – Надя напрягла глаза – четыре буковки "о". "Ауди". Не самая, кажется, новая, но "Ауди"! Иномарка, блестящая и не старая! Да вообще – машина! Наташка – ездит на машине? Да не может быть! Нужно просто подойти поближе!.. А если это все же она? Зачем ей знать, что я – знаю? Нет, лучше постою здесь.