– Прими цветы, – продолжила хозяйка, не глядя передавая служанке букет. – И принеси нам с гостем выпить. Димитрий, ты что предпочитаешь?
Он ответил:
– Джин-тоник.
– Мне как всегда, – добавила Пола.
Негритянка кивнула и вышла.
– Нравится вид? – небрежно спросила Пола. Она незаметно переместилась таким образом, что оказалась спиной к свету. Закатное солнце теперь било Диме в глаза.
– И из окна вид хорош, и тот, что передо мной, – тоже, – нагло ухмыльнулся Дима, кивая на тщательно полураздетую хозяйку.
Пола покачала головой – вроде бы осуждающе.
Опять ниоткуда возникла негритянка. Поднесла поднос сперва гостю, затем хозяйке. Мадам Шеви выбрала что-то коричневое в низком широком стакане со льдом: то ли виски, то ли колу, то ли смесь того и другого. Полуянов взял бокал с джином – он приятно холодил пальцы.
– Ступай, Венера, ты нам больше не нужна, – скомандовала хозяйка.
Служанка слегка поклонилась и исчезла.
Пола вдруг подошла к Диме почти вплотную. Ее глаза неотрывно следили за его взглядом.
– Зачем ты меня преследуешь? – неожиданно спросила она.
Дима, игнорируя вопрос, отхлебнул джин – через край, презрев соломинку. Он не отрывал взгляда от изучающих глаз женщины.
– Ты русский журналист, – продолжила она. – Что тебе от меня надо?
– Интервью.
– Почему – со мной?
– Ты мне нравишься.
– Нравлюсь – чем?
Вопросы сыпались один за другим, как на допросе.
Женщина не отводила глаз от его лица.
– Ты умна. Ты сама себя сделала. Ты богата. И красива.
– Откуда ты знаешь обо мне?
– Из книг. И газет.
– Кто тебе поручил встретиться со мной?
– Никто.
– Ты приехал сюда специально, чтобы повидаться со мной?
– Да.
Во время вопросов она придвигалась к нему все ближе – так, что он ощутил на своем лице ее дыхание. И почувствовал терпкий, головокружительный аромат ее духов.
Внезапно она отошла от него. Залпом допила виски – или что там было у нее в бокале?
– Ну, что ж, пойдем, – сказала она, улыбнувшись. – Может, я расскажу тебе кое-что.
* * *
Часы показывали половину четвертого утра.
Пола спала, зарывшись лицом в подушку.
Дима стал тихонько одеваться.
Свет в спальне не горел, но шторы были незакрыты, и в окна светила луна. Серебряные искры от нее и серебряная дорожка дрожали на поверхности залива.
Полуянов ощущал блаженную легкость во всем теле.
"Эта девушка не зря тренировалась всю свою жизнь, – подумал он. – Дело она знает. Но и я, кажется, российский флаг не посрамил". Спина, расцарапанная партнершей в кровь горела.
В одних носках, держа туфли в руках, он выскользнул из спальни. Пола не проснулась и не пошевелилась.
Дима спустился по винтовой лестнице на первый этаж. Присел на нижнюю ступеньку, обулся.
Проскользнул к входной двери. Она была не заперта.
Вышел во двор.
Луна достаточно освещала пространство. От дома падала черная тень.
Полуянов увидел: слева, сквозь черноту кустов, светится окно. Там, видимо, домик прислуги. Именно туда удалился мужчина, который изучал его в момент приезда. Человек, похожий на русского.
Журналист пошел на свет окна. Гравий хрустел под ногами.
Спустя минуту он углубился в сад. От деревьев, кустарников и от Диминой фигуры на траве лежали черные лунные тени. Белый дом для прислуги словно светился в темноте. Горело окно на втором этаже.
Через минуту Дима оказался на крыльце домика. "Будет мило, если не спит негритянка, смотрит бейсбол.
И она примет меня в свои гостеприимные объятия". Как всегда после долгого, мощного, качественного секса Диме хотелось чего-то еще. Чего-то совсем необычного.
Дверь в дом была открыта. "Дураки эти янки, – подумалось Диме. – Полная беспечность. Как будто ничто и никогда им здесь, в Америке, не угрожает".
Журналист скользнул внутрь домика.
В темноте, слегка разбавленной светом луны, угадывалось обширное помещение. Оно было меньше, чем в основном доме, и намного хуже освещено ночным светилом. Дима постоял немного на входе, пока глаза привыкали к темноте. Со второго этажа не доносилось ни звука.
В углу гостиной угадывалась лестница – на этот раз деревянная.
Дима сторожко прошел к ней. Шагнул на первую ступеньку. Она не заскрипела.
Единым духом журналист преодолел два пролета и оказался в коридоре второго этажа.
Здесь тускло-тускло, ватт на десять, горел дежурный свет.
Можно было различить шесть дверей: три по одну сторону коридора, три – по другую.
Журналист сориентировался и понял, что горящее окно находится за одной из тех дверей, что слева.
Пошел по коридору. Скрипнула половица. Он замер.
В доме не раздалось ни звука. Дима продолжил путь.
Вот она, нужная дверь – третья слева. Из-под нее пробивается свет.
"Что я здесь делаю? – мелькнула вдруг мысль. – Чем я вообще занимаюсь в этом доме?"
Но отступать в конце пути было глупо – и не в полуяновских правилах. Он нажал ручку. Закрыто.
Тогда журналист, затаив дыхание, тихонько постучал.
В комнате раздались тяжелые шаги. Кто-то подошел к двери.
– Who's that? <Кто там? (англ.)> – раздался из-за двери грубый мужской голос. Голос звучал с акцентом. Кажется, с русским.
Дима на секунду задумался, вспоминая имя того филолога, который, по данным главного редактора, якобы живет в доме Полы Шеви. Не уверенный, что вспомнил точно, горячо зашептал сквозь дверь по-русски:
– Господин Васин! Меня прислала мадам Шеви!
Срочное дело! Откройте!
За дверью – секундное колебание. Затем – опасливо щелкнул замок. Дима навалился, резко ударил в дверь.