Рецепт идеальной мечты - Страница 55

На берегу светилось одно окно. Вроде бы это дом Полы. Вроде бы окно горит наверху, в спальне. Трудно было поверить, что всего три ночи назад Дима находился там, внутри – в теплом и безопасном помещении. Рядом с красивой обнаженной женщиной.

Полуянов снял куртку, рубашку. Положил вещи в большой полиэтиленовый пакет. Хэнк боязливо смотрел на покрывающееся гусиной кожей голое мускулистое тело Дмитрия.

Журналист стащил с себя кроссовки, носки, джинсы.

Сунул в тот же пакет. Остался в одних трусах. "Crazy guy" <"Псих ненормальный" (англ., разг.).>, – восхищенно пробормотал спутник.

Океанский бриз холодил плечи и туловище. Под ногами на дне моторки хлюпала вода. Дима обмотал пакет с одеждой скотчем крест-накрест. Потом еще раз. Уложил сверток во второй полиэтиленовый пакет. Надул его через горловину воздухом. И накрепко перевязал горловину тем же скотчем. Получился воздушный пузырь.

Затем журналист положил в другой, маленький, пакет бумажник. Крепко-накрепко перетянул скотчем и его.

Засунул маленький сверток себе в трусы "DIM". Взял со скамейки бутылку с подсолнечным маслом. Плеснул на руки. Принялся натирать себя – лицо, руки, плечи.

Хэнк, со сдержанным восхищением наблюдающий за этими манипуляциями, вдруг опасливо спросил:

– Слушай, парень, а ты не шпион?

– Ты шпионские фильмы видел? Видел, какая у них экипировка? Так что не смеши. Лучше разотри мне плечи.

– Ладно. Но учти, парень, я сматываюсь. И я тебя не знаю – ты меня тоже не знаешь.

– О'кей.

Хэнк растер своими корявыми мозолистыми пальцами Димины плечи и спину.

– Спасибо, друг. Ну, я пошел.

И Полуянов, схватив пакет с одеждой, долго не раздумывая, шагнул вниз, в черную воду.

* * *

Холодная вода сразу охватила журналиста – будто бы под дых ударили. Дима стал хватать ртом воздух.

Он упустил пакет. Холод пробрал его до костей. Нет, находиться в воде невозможно. Все инстинкты его мощно возопили: "Вернись!!"

Дима беспомощно оглянулся на лодку Она серела в темноте. Хэнк уже выбрал якорь и возился на корме с мотором.

– Хэнк, подожди!! – заорал Дима.

Его голос потонул в треске мотора. Он отчаянно замахал рукой. Хэнк сидел на корме спиной к нему и его призывов не видел – или притворялся, что не видит. Лодка рванула с места и пошла прочь от него.

Дима посмотрел на берег. До огней в доме, кажется, чудовищно далеко. Ледяная вода пробирала его не то что до костей – будто до самого сердца.

Рядом на воде плавал белый пузырь – пакет с одеждой. Журналист еще раз беспомощно оглянулся. Моторка Хэнка ушла уже далеко. Черный силуэт весело удалялся по серым волнам.

Диме ничего не оставалось делать – только плыть.

Плыть к берегу.

Он взял пакет в левую руку. Правой рукой попытался грести. Темная вода, охватывающая его, казалась ледяным адом. Он представил себе: каково ему будет лежать там, внизу, на дне. Содрогнулся и поплыл в сторону берега.

Старался непрерывно работать правой рукой и ногами. "Только бы не свело судорогой, – думал он. – И еще – надо все время двигаться".

Огонек на берегу, казалось, не приближался ни на дюйм. От постоянного холода сознание помрачилось.

В голове осталась лишь одна мысль, одна команда, которую он давал сам себе: "Плыть!" И еще – крик, от которого задыхался весь его организм: "Тепла!!"

…Полуянов не понимал, сколько времени он находится в ледяной воде. И – далеко ли до берега. Окно в доме погасло, и он видел перед собой лишь черную громаду берега. И сереющее над ним облачное небо.

В какой-то момент ему вдруг даже показалось, что он заблудился. Что он плывет в не правильном направлении. Что он движется к противоположному берегу бухты. Сознание его помрачилось.

Он забарахтался, в ужасе стал оглядываться. Нет, до другого берега залива – куда дальше. Слава богу. Но как же холодно!..

Полуянов снова поплыл вперед, толкая перед собой пакет-пузырь с одеждой. Тот покачивался на волнах.

В какой-то момент он понял, что ему больше не холодно. Ледяная вода стала для него привычной – так в какой-то момент привыкаешь к любой боли.

Он плыл и плыл – отработанными движениями, размеренно. У него не осталось ни мыслей, ни чувств. Одно равнодушие – черное, как вода вокруг. Самым страшным теперь казалось, что он не знает: сколько ему еще плыть. И далеко ли до берега.

И вдруг левую его ногу свела судорога. Боль была такая, что Дима, во весь голос, завопил: "Ма-мма!" Боль была такой сильной и протяженной – от кончиков пальцев до поясницы, – что глаза его вылезали из орбит.

Он не мог больше плыть. Ухватился обеими руками замешок.

Его куда-то сносило течение и волны. От холода и боли мутилось сознание. Дима уже не понимал, где он находится, и зачем, и что происходит вокруг.

В какой-то момент он потерял сознание – потому что вдруг вдохнул, а оказалось, что вокруг него – и сверху, и сбоку – вода. Ледяная вода попала в рот, в легкие. Он очнулся, заметался – и вынырнул. Закашлялся. Захватил воздух ртом. По подбородку потекла соленая влага.

Он навалился грудью на свой мешок с одеждой. Попытался прийти в себя, понять, где он находится, что происходит – и только тут с удивлением отметил, что судорога в ноге отпустила, как и не было ее.

Полуянов подвигал ногами в воде – и тут его правая нога уперлась во что-то твердое. Он подвигал левой ногой.

Это было дно. Он стоял. Пусть на цыпочках – но стоял.

А впереди, метрах в двадцати, на серо-черном фоне залива выделялась накатывающаяся на берег белая кромка прибоя.

* * *

Дима не помнил, как он выбрался из воды. Казалось, его сознание полностью отключилось на это время. Сохранилось в памяти: он стоит на берегу, голый, и его бьет дрожь. Он дрожит всем телом так, что не может сделать ни одного движения. Просто стоит и трясется.