– Пойди проветрись. Кофейку выпей.
Надя благодарно улыбнулась начальнице и пошлепала в буфет. Она так устала от бесконечных читательских вопросов-претензий, что даже никого из девчонок в компанию не позвала. Хотелось просто посидеть и помолчать.
Митрофанова взяла себе кофе и пирожок с лимоном.
Устроилась за пустым служебным столом. Во устала "даже есть не хочется…
Надя по глоточку отхлебывала невкусный библиотечный кофе и от нечего делать наблюдала за читателями.
Пацаны-студенты сегодня какие-то впалогрудые, а на девчонок смотреть противно. Ножки почти у всех кривые, толстенькие, но туда же – все как одна втискиваются в короткие юбки. "Я – противная злюка", – осудила саму себя Надя. Оставила читателей в покое и перевела взгляд в окно, на сумрачный двор и лихорадку снежинок – наверное, последних в этом году. Снежинки толкались, налетали друг на дружку и под порывами ветра стремительно уносились в черноту холодного вечера.
Наде подумалось: "Все исчезает. Убегает. Улетает. Безвозвратно проходит. Где, интересно, теперь наши украденные книжки? Где – Вадим? Так и не позвонил, хоть и обещал… Где – Полуянов? Впрочем, про Димку-то я все знаю – расслабляется, гад, в Америке".
Она представила – выпукло, ярко, – как журналист загорает на штатовском пляже в компании смачных блондинок, и совсем забыла, что сегодняшний прогноз передал: в Степлтоне всего семнадцать градусов…
Надя так глубоко задумалась, что не заметила, как в буфет вошла, тоже одна, Машка из газетной читалки.
Надя увидела коллегу лишь тогда, когда Маха, с чашкой кофе наперевес, зашагала к пустому столику. "Ко мне почему-то не села, – подумала Митрофанова. – Ну и черт с ней, больно нужна. Чего уж тут: я знаю Машкину тайну – тайну тяжелую, неприятную – и жду, что она мне на шею будет бросаться?"
Надя вновь отвернулась к окну. Снежинки исполняли бешеный танец, далеким фоном в буфете галдели читатели-студенты. Больше всего Наде сейчас хотелось встать, даже не поднимаясь в зал за пальто, схватить на последние деньги такси и умчаться отсюда прочь, домой, в одиночество, в тепло, к Родиону. До чего же холодно… Может, она простудилась? Нет, это у нее просто кофта с плеч сползла, лежит на краешке стула, а она даже и не заметила…
Надя стала подтягивать кофту, слегка повернулась – и случайно перехватила Машкин взгляд. Та, съежившись на своем стуле, смотрела на Надю не мигая, и ее глаза полыхали неприкрытой, откровенной, сжигающей злобой.
* * *
Наталья вернула медицинские справочники только в девять вечера, когда Митрофанова уже с ног валилась.
Веселая, будто бы тоже не отпахала две смены, впорхнула в зал:
– Диагноз установила! У меня действительно аллергия! Там пишут, надо пить супрастин! Сегодня куплю.
Надя слабым голосом возразила:
– И думать не смей – будешь, как сонная муха. Супрастин – это каменный век! Ты посмотри; в каком году эти справочники издавались!
И подумала: "Дернул меня черт рассказать, что мамуля была медсестрой, а я сама когда-то в медицинский собиралась!" Но от Наташки так просто не отобьешься.
Да и все равно, делать Митрофановой было нечего. Хотя библиотека закрылась, Дарья Михайловна домой не спешила, а без нее из зала не выйдешь, ключ у них один на двоих. На начальницу Надя тоже злилась: ей пора в хранилище редкие книги сдавать, но сумка шефини – вот она, на стуле, значит, уходить нельзя. Уйдешь в хранилище – нарвешься на претензию, что Михайловне пришлось стоять под дверью. Будешь дожидаться, пока она изволит объявиться, – хранилищная Нина Аркадьевна обтявкает.
Надя выбрала, как ей казалось, меньшее из зол и решила дождаться начальницу. Только и оставалось тоскливо поглядывать на часы, а покуда – воспитывать Наташку, чтобы лечилась по науке, а не по архаичным медицинским справочникам. И Надя принялась читать ей лекцию о современных антиаллергических средствах.
Записывать на бумажке названия рекомендуемых лекарств. А Наташка преданно кивала и грустила из-за того, что Митрофанова запретила ей есть апельсины и шоколадки…
Санпросвет прервала шефиня. Ворвалась наконец в зал пулей, словно девчонка-студентка. Увидела Наташку, нахмурилась:
– Опять ты здесь?!
– Принесла справочники, как велели, – вытянувшись во фрунт, доложила та.
– Обложку приклеила?
Наташка гордо продемонстрировала неровную заплатку из скотча.
– Поставь на место. – Михайловна махнула на стремянку – А ты, Надежда, в хранилище беги, тебя Нина Аркадьевна уже заждалась.
Надя послушно подхватила приготовленные к сдаче книги.
Наташка жалобно заморгала. Опасливо взглянула сначала на стремянку, потом – на Дарью Михайловну.
Лестница, кажется, пугала ее больше, чем начальница зала. Верхушка стремянки – четыре метра от пола! – уходила под самый потолок, терялась в вечернем полумраке. Наташка захныкала:
– Можно.., можно я завтра поставлю? А то так темно…
Дарья Михайловна молча подошла к выключателю и дала полный свет, обычно не включавшийся из экономии На пятиметровом потолке заиграли тени. Стало заметно, что за окном сегодня особенно сумрачно и колко: поднялась настоящая вьюга.
Натаха подхватила справочники и обреченно направилась к лестнице.
– Я и не знаю, куда их ставить, в первый ряд или во второй, – бурчала она. – А стремянка у вас какая-то шаткая…
Дарья Михайловна не сводила с нее гневного взгляда, и Наташкино бурчанье быстро смолкло, переродилось в какие-то невнятные звуки. Она опасливо поставила ногу на нижнюю ступеньку. Лестница скрипнула. Наталья поднялась выше – стремянка качнулась и заелозила по паркету.