– Диктуй, говорят!
Надя вяло назвала семь цифр. Пару раз сбилась, но все ж таки договорила до конца.
– Я кладу трубку – а ты немедленно набирай ноль три.
– Да зачем…
Диме некогда было объяснять, что однажды он видел в "Склифе" мужика, травленного – да недоотравленного – московскими клофелинщицами. С Надеждой сейчас происходило нечто похожее.
Вялая речь. Заплетающийся язык. Слабость, безразличие и тяга спать, спать, спать…
Он строго сказал в трубку:
– Надя, слушай. Ты, кажется, отравилась. Очень похоже. Если ты сейчас заснешь, больше не проснешься.
Пойди и немедленно открой входную дверь. Настежь.
Сейчас к тебе придет соседка.
– Ну и засну, что такого? – пробормотала Надя. – Кому от этого плохо?
– Не клади трубку! – заорал Дима.
– Посплю… – продолжала свое Надежда.
– Иди к входной двери. Открой ее!
– Иду, иду..
Не прерывая связь с Надей на стационарном аппарате в своем номере, Дима левой рукой набрал на мобильнике телефон ее соседки. Соединение установилось быстро.
– Здравствуйте! – закричал он в трубку.
– Здравствуйте, – машинально откликнулась по своему телефону Надя. Судя по звуку, она уже распахнула дверь. И еще – по последней ее реакции можно было понять, что она находится в полувменяемом состоянии.
– Вы соседка Нади Митрофановой?! – заорал Дима в мобильник.
– Да, – сухо ответила соседка. – А почему вы кричите?
Как обычно, связь через океан была идеальной. Дима даже слышал, как там, в Москве, в Надином дворе, вдруг запела автомобильная сигнализация.
– Наде плохо. Пожалуйста, придите к ней домой.
И вызовите "Скорую помощь". Пожалуйста!
– Да, – перепугалась соседка. – Конечно, сейчас. – И не удержалась от любопытства:
– А вы кто?
– Я Надин жених. Пожалуйста, быстрее!
Соседка испуганно проговорила:
– Иду, иду. – И отрубилась.
Полуянов заорал в другую трубку:
– Надя, Надька, ты слышишь меня?
– Слы-шу, – с трудом выговорила та.
"Как удержать ее от сна?" – отчаянно подумал Дима и закричал:
– Надя, Надька! Ты знаешь, я давно хотел тебе сказать! Я люблю тебя! Надя! Люблю! Ты поняла? Повтори!
– Ты меня любишь… – безразлично повторила Надя на том конце международной, межспутниковой связи.
И вдруг добавила, с искренней, просветленной надеждой:
– Правда?
– Да, да, да! Ты одна у меня! Я тебя обожаю! Я жду не дождусь встречи с тобой!
В этот момент он услышал в телефоне отдаленный голос.
"Надежда, как ты?" – строго спрашивала соседка.
Она пришла к ней.
Молодец, быстро пришла. Слава богу. Теперь Надька не одна.
– Ты врешь, Димка… – не обращая на соседку внимания, счастливо пробормотала в трубку Надя.
– Нет. Не вру, – твердо сказал Полуянов. И приказал:
– Передай трубку соседке.
Надя послушалась, и через секунду журналист, в своем номере – за тридевять земель, на другом континенте – уже слышал голос Надиной соседки:
– Я все поняла, молодой человек. Я знаю, что делать.
Я сейчас же вызываю "Скорую". И начинаю промывать ей желудок.
– Я надеюсь на вас.
– Все будет хорошо, молодой человек, – решительно заявила соседка. – Не мешайте мне. – И нажала "отбой".
* * *
Дима отправился в душ. Под горячими струями он ожесточенно смывал с себя следы соленых волн – и следы воспоминаний о разговоре с Васиным, о нацеленной на него винтовке Пьера… И о Поле, и о ее загадочном особняке… Он тщательно тер плечи и грудь, словно стирал с себя свою вину перед Надей.
Как она там, в далекой Москве? Что там происходит?
Он с трудом выждал час – срок, что он назначил сам себе. Набрал номер Надежды. Часы показывали половину пятого утра. В Москве начинался вечер.
Со второго гудка трубку взяла соседка.
– Ну, как там Надя? – выкрикнул Полуянов вместо приветствия.
– Спит, – гордо отрапортовала та.
– Спит?!
– Да. Приезжала карета "Скорой помощи". Надежде сделали промывание желудка. Обильно напоили. Сделали укол. Почти нормализовали артериальное давление.
– Ее не забрали в больницу?
– Угроза жизни миновала, сказали они.
– А что это было?
– Передозировка лекарственного препарата.
– Какого?
– Молодой человек! Разве врачи с обычной "Скорой" скажут вам – какого?.. – в наступательном стиле сказала соседка и столь же агрессивно продолжила:
– А почему вы сами не приедете к Надежде?
– Я сейчас далеко.
– И это, по-вашему, может служить оправданием?
– Я в Америке.
– Ах, вот оно как! – осуждающе протянула тетенька, словно Дима в настоящее время подло изменяет не только Наде, но и всему отечеству.
– Я вас прошу… – проникновенно произнес Полуянов. – Очень прошу: пожалуйста, не оставляйте Надю.
Побудьте с ней. Когда приеду, я отблагодарю вас.
– Будем считать, что последнюю фразу вы не произносили, – с необыкновенным достоинством сказала соседка. – Я Надежду, конечно же, не оставлю. Но лучше бы вам, молодой человек, самому приехать к Наде.
– Пожалуйста, побудьте с нею, – тупо повторил Дима.
– Ах, ладно-ладно, – с досадой ответила соседка.
– Я позвоню вам через час.
* * *
Ночью Диме снились кошмары.
Вроде бы он отвечал на тест из глянцевого мужского журнала – и сам в то же время был объектом этого теста.
Ему предлагалось оценить по тринадцатибалльной шкале сексуальные способности Полы; Надьки (с которой у него на самом деле никогда ничего не было); какой-то старой раскрашенной пьяницы и – что самое страшное – собственной покойной матери. Фотографии женщин в журнале призывно кривлялись. Он водил курсором поверх них (откуда-то там и курсор взялся). Любой выбор означал во сне что-то ужасное.